Франц Кафка

Бодрствуя, мы идем сквозь сон - сами лишь призраки ушедших времен.

Вера - это топор гильотины, так же тяжела, так же легка.

Все дело в мгновении. Оно определяет жизнь.

Всё, в том числе и ложь, служит истине. Тени не гасят солнца.

Высказанная вслух мысль сразу же и окончательно теряет значение; записанная, она тоже всегда его теряет, зато иной раз обретает новый смысл.

Две задачи начала жизни: все больше ограничивать свой круг и постоянно проверять, не спрятался ли ты где-нибудь вне своего круга.

Дух лишь тогда делается свободным, когда он перестает быть опорой.

Если я обречен, то обречен не только на смерть, но обречен и на сопротивление до самой смерти.

Изгнание из рая в главной своей части вечно. То есть хотя изгнание из рая окончательно и жизнь в мире неминуема, однако вечность этого процесса (или, выражаясь временными категориями, - вечная повторяемость этого процесса) даёт нам все же возможность не только надолго оставаться в раю, но и в самом деле там находиться, независимо от того, знаем ли мы это здесь или нет.

Искусство всегда дело всей личности. Поэтому оно в основе своей трагично.

Как можно радоваться миру? Разве только если убегаешь в него.

Кто познал всю полноту жизни, тот не знает страха смерти. Страх перед смертью лишь результат неосуществившейся жизни. Это выражение измены ей.

Моя тюремная камера - моя крепость.

Общение с людьми совращает к самоанализу.

Оковы измученного человечества сделаны из канцелярской бумаги.

Радости этой жизни суть не ее радости, а наш страх пред восхождением в высшую жизнь; муки этой жизни суть не ее муки, а наше самобичевание из-за этого страха.

Случайность существует лишь в нашей голове, в нашем ограниченном восприятии. Она - отражение границ нашего познания. Борьба против случайности - всегда борьба против нас самих, борьба, в которой мы никогда не можем стать победителями.

Смешно оснастился ты для этого мира.

Счастье исключает старость. Кто сохраняет способность видеть прекрасное, тот не стареет.

Только люди, пораженные одинаковым недугом, понимают друг друга.

Ты можешь отстраняться от страданий мира, это тебе разрешается и соответствует твоей природе, но, быть может, как раз это отстранение и есть единственное страдание, которого ты мог бы избежать.

У человека есть свобода воли, причем троякая. Во-первых, он был свободен, когда пожелал этой жизни; теперь он, правда, уже не может взять ее назад, ибо он уже не тот, кто тогда хотел ее, тот он лишь в той мере, в какой, живя, исполняет свою тогдашнюю волю. Во-вторых, он свободен, поскольку может выбрать манеру ходьбы и путь этой жизни. В-третьих, он свободен, поскольку тот, кто некогда будет существовать снова, обладает волей, чтобы заставить себя при любых условиях идти через жизнь и таким способом прийти к себе, причем дорогой хоть и избираемой, но настолько запутанной, что она ни одной дольки этой жизни не оставляет нетронутой. Это троякость свободной воли, но это ввиду одновременности и одинаковости, одинаковость по сути в такой степени, что не остается места для воли, ни свободной, ни несвободной.

Что ясно в душе, столь же неопровержимо и ясно на бумаге.

Я знаю, что непостоянно богатство, ибо не достигают вечного невечным.

Для здорового человека жизнь, собственно говоря, лишь неосознанное бегство, в котором он сам себе не признается, - бегство от мысли, что рано или поздно придется умереть. Болезнь всегда одновременно и напоминание, и проба сил. Поэтому болезнь, боль, страдание - важнейший источник религиозности.

В борьбе между собой и миром оставайтесь на стороне мира.

Вечная молодость невозможна; не будь даже другого препятствия, самонаблюдение сделало бы ее невозможной.

Все можно сказать для всех, для самых странных фантазий существует великий огонь, в котором они умирают и воскресают.

Всеми страданиями вокруг нас должны страдать и мы. У всех у нас не одно тело, но одно развитие, а это проводит нас через все боли в той или иной форме.

Две возможности: делать себя бесконечно малым или быть им. Второе - завершение, значит, бездеятельность, первое - начало, значит, действие.

Если бы возможно было построить Вавилонскую башню, не взбираясь на неё, это было бы позволено.

Жизнь всё время отвлекает наше внимание; и мы даже не успеваем заметить, от чего именно.

Иногда я удивляюсь тому, как люди сумели изобрести понятие «веселье»; вполне возможно, что они его вычислили лишь теоретически - в противовес печали.

Истинный путь идет по канату, который натянут не высоко, а над самой землей. Он предназначен, кажется, больше для того, чтобы о него спотыкаться, чем для того, чтобы идти по нему.

Когда я не пишу, я чувствую только усталость, печаль и тяжесть на душе; когда пишу, меня терзает беспокойство и страх.

Лгут меньше всего, когда меньше всего лгут, а не тогда, когда для этого меньше всего поводов.

Начиная с определённой точки, возврат уже невозможен. Этой точки надо достичь.

Один из самый действенных соблазнов зла - призыв к борьбе.

Слово «быть» (sein) обозначает на немецком языке и существование, и принадлежность кому-то.

Смерть перед нами - примерно как картина на стене класса, изображающая битву Александра Македонского. Все дело в том, чтобы еще в этой жизни затмить картину своими деяниями или совсем погасить.

Смысл жизни в том, что она имеет свой конец.

Теоретически существует полнейшая возможность счастья: верить в нечто нерушимое в себе и не стремиться к нему.

Ты - это задача. Ни одного ученика кругом.

У меня нет интереса к литературе, литература - это я сам, это моя плоть и кровь, и быть другим я не могу.

Через рай порока достигаешь ада добродетели.

Чтобы театр мог воздействовать на жизнь, он должен быть сильнее, интенсивнее повседневной жизни. При стрельбе нужно целиться выше цели.